Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Страница 46

Эвелин заметила:

— Говорят, невозможно узнать мужчину, пока не поживешь с ним.

— Это верно. У Сипси даже поговорка была такая: «Никогда не узнаешь, какую рыбку поймал, пока не вытащишь её из воды». Поэтому, я думаю, даже к лучшему, что Культяшка так и не увидел своего отца. Руфь сбежала до того, как он родился, и даже не знала, что беременна. Она жила с Иджи два месяца, когда вдруг заметила, что живот у неё растет как на дрожжах. Пошла к врачу, и там обнаружилось, что она ждет ребенка. Культяшка появился на свет в доме у мамы — такой чудный белокурый, кареглазый малыш весом в семь фунтов.

Мама, едва увидев его, сказала: «Ой, гляди-ка, Иджи, у него твои волосы!» И действительно, волосики у него были совсем белые, белее не бывает. И тогда папа Тредгуд усадил Иджи перед собой и сказал, что с этого момента вся ответственность за Руфь и ребенка лежит на ней, так что пора ей решить, чем заниматься в жизни. И дал ей пятьсот долларов, чтобы начать свое дело. Вот на эти деньги она и купила кафе.

Эвелин спросила, знал ли Фрэнк Беннет, что у него есть ребенок.

— Понятия не имею.

— И он никогда не встречался с ней после того, как она уехала из Джорджии?

— Я в точности не знаю, встречался или нет, но одно скажу наверняка: он приезжал в Полустанок по меньшей мере один раз. Но лучше бы он этого не делал.

— Почему?

— Потому что именно тогда его и убили.

— Убили?

— Да, милочка. Насмерть, мертвее не бывает.

ВАЛДОСТА, ШТАТ ДЖОРДЖИЯ

18 сентября 1928 г.

Когда в то лето Руфь вернулась домой, чтобы выйти замуж, Фрэнк Беннет и её мать встречали поезд на станции. Руфь уже успела забыть, какой он красавчик и как радуется её мать при мысли о предстоящем событии.

Потом начались бесконечные вечеринки, и она постаралась выкинуть из головы все мысли о Полустанке. Но иногда посреди толпы или в темноте одинокой ночи — это всегда случалось неожиданно — она вспоминала Иджи, и от желания увидеть её и обнять у Руфи до боли перехватывало дыхание.

В такие минуты она молила Бога избавить её от подобных мыслей. Она знала, что должна быть там, где ей надлежит быть, и делать то, что ей положено делать. Она должна забыть Иджи. Конечно, Бог ей поможет… конечно, это чувство со временем пройдет… с Божьей помощью.

Она легла в супружескую постель, поклявшись быть хорошей, любящей женой и вычеркнув из памяти все прошлое. Вот почему для неё было таким ударом, когда Фрэнк взял её со звериной жестокостью — будто наказывал за что-то. Сделав дело, он встал и ушел спать в другую комнату, оставив её лежать в крови. Он никогда не приходил к ней, если не хотел секса. И в девяти случаях из десяти это происходило оттого, что он был пьян или ему не хотелось ради этого ехать в город.

Руфь ничего не могла поделать. Она считала, что в ней есть что-то такое, что вызывает у него ненависть. Что Фрэнк каким-то образом почувствовал сидящую глубоко внутри неё любовь к Иджи, несмотря на все её старания избавиться от этой любви. Должно быть, это как-то проскальзывало в её голосе, в прикосновениях. Она не понимала как, но была уверена, что он обо всем знает и потому презирает её. Руфь все время жила с чувством вины и покорно принимала побои и оскорбления, считая их заслуженными.

Из спальни матери вышел доктор.

— Миссис Беннет, она начала разговаривать, может, вы хотите ненадолго зайти к ней?

Руфь вошла и села подле матери.

Мать не говорила уже неделю. Она открыла глаза и посмотрела на дочь.

— Уходи, беги от него, — зашептала она. — Обещай мне это, Руфь. Он дьявол. Я видела Бога, и он сказал: Фрэнк — дьявол. Я же все вижу, Руфь. Уезжай, обещай, что уедешь…

Впервые за все время эта застенчивая женщина осмелилась что-то сказать о Фрэнке. Руфь кивнула и взяла её за руку. В тот день врач закрыл глаза матери на вечные времена.

Руфь поплакала над ней, а через час пошла наверх в свою комнату, умылась и написала на конверте адрес Иджи.

Отправив письмо, она подошла к окну и посмотрела на голубое небо. Она глубоко вдохнула свежий воздух, и ей показалось, что сердце её взлетело вверх, словно воздушный змей, которого ребенок отпустил в поднебесье.

ВАЛДОСТА, ШТАТ ДЖОРДЖИЯ

21 сентября 1928 г.

Перед домом остановились две машины — легковая и грузовая. В грузовике сидели Большой Джордж и Иджи, а в легковой — Клео, Джулиан и два их друга, Уилбур Уимс и Билли Лаймуэй.

Руфь, одетая, с пожитками наготове, ждала их с раннего утра, надеясь, что сегодня они наверняка приедут.

Мужчины вылезли из машин и остались во дворе, а Иджи направилась к дому. Руфь смотрела на неё с крыльца.

— Я готова, — сказала она.

Фрэнк спал после обеда, но, услышав, как подъехали машины, встал. Спустившись вниз, он поглядел сквозь дверь с москитной сеткой и узнал Иджи.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Он рывком распахнул дверь и бросился к ней, как вдруг заметил во дворе пятерых мужчин. Иджи, не отрывая взгляда от Руфи, спросила:

— Где твои вещи?

— Наверху.

Иджи крикнула Клео:

— Вещи наверху!

Увидев, что Клео и четверо парней направились на второй этаж, Фрэнк завопил:

— Да что, черт возьми, здесь происходит?

Джулиан, который шел последним, сказал:

— Сдается мне, что от вас уходит жена, мистер.

Руфь забралась с Иджи в грузовик, Фрэнк бросился к ним, но наткнулся на Большого Джорджа, который стоял, облокотившись о багажник. Он медленно вытащил из кармана здоровенный нож, одним движением вырезал сердцевину из яблока, которое держал в руке, и бросил её через плечо.